«Я приехала в Кремниевую долину просто работать»

Российские ученые за границей — не редкость. Но тех, кто работает не на компании и корпорации, а создают собственное дело, оставаясь в профессии, достаточно мало.

В рамках «Российской недели инноваций» (Russian Innovation Week Conference), прошедшей в Кремниевой долине, компания Advenira Enterprises объявила о планах начать строительство собственного завода в России. Конкретное место еще не определено, среди претендентов — Санкт-Петербург, Калининград и Красноярск.

Advenira Enterprises основана в 2010 году. Компания занимается производством оборудования для нанесения нанокомпозитных покрытий самого разнообразного назначения: для защиты деталей в электронике, создания энергосберегающих стекол, обработки пластиковых емкостей, используемых в пищевой промышленности и т.д.

Запуск производства в России — одно из требований инвестора. В декабре прошлого года Advenira получила 960 млн рублей от «Роснано». В марте 2012 года завершилось привлечение средств. Строительство завода в России обосновано и финансово: затраты в Кремниевой долине были бы в разы выше — стоимость помещений, электроэнергии и рабочей силы там слишком высока.

Сооснователь и гендиретор Advenira Enterprises Эльмира Рябова в интервью BFM.ru рассказала о том, как она создала компанию в Кремниевой долине, научилась руководить бизнесом, но не оставила научных изысканий.

— Как вы оказались в Кремниевой долине и как пришли к созданию собственной компании?

— Я переехала в Кремниевую Долину не для того, чтобы основать компанию, а потому, что не могла найти работу по специальности в России. У меня был маленький ребенок, дочь, которую я не могла поддерживать. В то время — пресловутые 90-е годы — российских специалистов активно приглашали в США. Я не хотела менять профессию, я очень люблю свою работу, мне кажется, что она у меня хорошо получается. У меня вообще такой, изобретательный мозг. Поэтому я приехала сюда просто работать. И обнаружила здесь большое число компаний, образованных российскими специалистами. Кто-то более успешен, кто-то менее. Но, в общем и целом российская научно-техническая мысль оплодотворила, по крайней мере, половину проектов, которые здесь есть.

Для меня сама по себе идея предпринимательства не нова. Перед отъездом из России мы делали оборудование для роста монокристаллов карбида кремния. Один станок, кстати, мы успели продать в долину.

Я делала несколько проектов в России с тех пор, как началась перестройка. И в принципе, я считаю, что один из лучших способов реализовывать свои идеи — делать это самостоятельно. Потому что тебе никто не мешает. С другой стороны, конечно, никто и не помогает…

— У вас есть партнеры, которых вы сами называете единомышленниками. Где вы их нашли?

— В России была такая концепция — научное общество. Сейчас это есть и здесь. Собираются вместе некие рабочие группы профессионалов из различных областей, не важно, где они работают, даже в конкурирующих компаниях. Группа, работающая по какой-то теме, может с разных сторон взглянуть на одну и ту же проблему. А проблемы могут быть разные, например, если говорить о том, что меня касается — сегодняшние материалы не отвечают текущим требованиям производства интегральных микросхем. Эта тема очень широко и активно обсуждается внутри полупроводникового сообщества: что делать, как делать, как улучшить и так далее. С наиболее активными энтузиастами мы и взялись за дело. Создание своей компании с несколькими единомышленниками, в принципе, происходит легче. Если каждый отвечает за определенную часть работ, всем проще.

— На каком этапе вы стали искать инвестиции и почему ваш выбор пал на инвестора не из Кремниевой долины?

— Про финансирование в самом начале я не думала, это пришло позже. В конце 2008 года мы делали то, что называется self-financing: друзья, семья, все, кто верят в успех дела, давали деньги. На них мы построили прототип. Огромная работа на начальном этапе была проделана за счет собственных средств. И нам не хотелось брать никакие инвестиции — нам казалось, что мы сможем раскрутиться сами.

Но получилось по-другому. Есть определенные детали, которые делать на свои деньги очень тяжело. Нужно много раствора, необходимо достаточно серьезное оборудование, которое просто так не построишь.

Нам казалось, что если мы просто покажем выполнимость технологии, на небольшом примере, на небольшом кусочке металла, этого будет достаточно. Но оказалось — недостаточно, чтобы продать это за большие деньги. А за маленькие продавать не хотелось.

— И вы пошли за внешними деньгами…

— Стандартная бизнес-модель — ты занимаешь немного денег, поднимаешь дело на следующий уровень, продаешь его значительно дороже. Это совсем не техническая сторона дела, но мне пришлось ее выучить. Что, в общем-то, неплохо. Узнавать что-то новое — всегда хорошо.

Да, нам стало понятно, что без финансирования не обойтись, и мы решили за ним пойти. Я уже была членом общества, которое называлось «Американское содружество российских специалистов». Они устроили конференцию Silicon Valley Open Doors. На ней собираются инвестиционные фонды совершенно различной природы: российские, американские, израильские, индийские. Это такая площадка, на которой компании могут себя представлять, капиталисты сидят, все это оценивают, а дальше можно непосредственно работать.

Мы заявились на мероприятие и заплатили за участие целую тысячу долларов — по нашим тогдашним доходам это была внушительная сумма. И выиграли там «Золотой замок» от «Роснано» — приз за лучший бизнес-план. Нам показалось логичным тогда же податься за финансированием, и после конференции мы продолжили ходить по фондам. Шесть участников, включая Khosla Ventures, к нам обратились. Мы с ними встречались, договаривались, переговаривались.

— Почему не сложилось?

— Чем отличается один инвестиционный фонд от другого? Они ведь не одинаковые. Так же, как стулья: в одном случае, тебе удобно, в другом — нет.
Типичная особенность такого фонда, как Khosla — он расправляется с основателями безжалостно и быстро. Это известно. Как и механизм, как это делается. Они идут больше, чем на 50%. Дальше они контролируют размытие. И к тому моменту, как ты завершил первую фазу, ты свободен — можешь гулять сам по себе.

Второй фонд, который нам предложил финансирование, называется Artiman Ventures. Это тоже местный фонд. Мы относимся к сегменту технологий, которых пока не существует — там больше риски и больше возвраты. С Artiman была проблема: они были очень невысокого мнения об остальных двух участниках проекта и говорили, что инвестируют в меня. Но понятия товарищества еще никто не отменял, поэтому мы к ним не пошли. К тому же, они давали сначала меньше, а только потом такое же финансирование, как «Роснано».

— В марте 2013 года исполнится год с момента завершения финансирования. Какие задачи стоят перед компанией?

— В первую очередь, мы должны принять решение — скорее всего, мы примем его в декабре или в январе — о модели продаж первого бизнес-юнита. Сейчас идет огромное число запросов на следующие. Каждый из них требует определенных действий, разработки. Например, к нам приходят изготовители плоских экранов. Мы можем позволить сделать эти экраны легче в два раза, дешевле в пять раз. Сейчас у них практически нет маржи на них: она нулевая или очень маленькая. Мы можем им ее сделать.

Но у меня сейчас нет практически никаких ресурсов, чтобы этим заниматься. Значит, главное решение, которое мы должны принять — что делать с первым продуктом. Или нам надо быстро строить завод, чтобы начать массовое производство, или мы продаем его оптом, на вырученные деньги строим завод и выпускаем следующие машины…

— Собираетесь ли вы увеличивать штат, насколько компания вырастет в ближайшее время?

— Компания будет расти в любом случае. Откроется сервисный центр по нанесению покрытий, он один уже заметно расширит компанию. Это примерно плюс 40 человек. Сейчас у нас работает 55 человек, часть — постоянные сотрудники, часть — контрактеры. Пока у нас в коллективе работают достаточно креативные люди, которым надо придумывать новое. Сервис — это другие люди. В основном операторы, которые изо дня в день должны делать одно и то же. Там мне нужно будет набрать команду, которая будет стоять «на смерть» на рецепте, который утвержден.

Сейчас мы ищем человека, который будет руководить этим центром, ну и будем расширяться. Ищем площадку. По решению совета директоров, площадка должна быть местная, чтобы обеспечить быстрый обмен информацией и экспертизой, потому что растворы идут отсюда. Так что, ищем место поблизости от офиса, но подешевле — рабочую зону.

— Вы говорили, что не являетесь профессиональным CEO. Когда компания вырастет, вы останетесь гендиректором?

— Когда ребенок маленький, ему нужна няня. Когда он идет в школу — ему нужен учитель. А когда вырастает — тренер. Совершенно понятно, что на разных фазах развития компании ей нужны разные лидеры или проводники. Я, скажем так, случайно оказалась в роли CEO. Я бы с радостью отдала ее другим фаундерам, и продолжала бы заниматься технической стороной.

— Кому из партнеров вы могли бы доверить компанию?

— Любой из членов совета директоров на это способен, на мой взгляд. Другое дело, что они совершенно не готовы сейчас расстаться с другими своими делами. Но потенциально любой из них способен возглавить компанию. Мои партнеры — серийные CEO. Один из них основал две компании, и, насколько я понимаю, совершенно не возражал бы возглавить третью впоследствии. Сейчас он не может справиться с Advenira, потому что он не технолог. Второй — очень сильный CEO. Он когда-то руководил 30-тысячной компанией, сейчас работает в крупнейшем инвестфонде.

«Я хочу плавать туда, где карта еще не нарисована»

— Какие у вас планы на ближайшие несколько месяцев?

— Я хочу делать четвертую машину. Это страшно интересно. Пока у нас есть три машины — для меня они уже сделаны. Они могут быть в железе или нет, для меня они продуманы до каждого винтика, а, значит, — сделаны.

На самом деле первая готова, а вторую и третью осталось только построить, запустить. У нас есть люди, которые отрабатывают процесс. Это достаточно объемная работа, но ее может делать много кто. А мне бы хотелось сделать четвертую машину, которую я уже придумала.

Кроме того, мне хотелось бы распространить применение на некие экзотические области. Например, мы можем делать бактерицидные бинты. Не такие, как сейчас продаются на кусочках пластыря, по высокой цене, а целые бинты. Другой вопрос, нужны они или нет. Люди, которые знают тот рынок, говорили, что очень нужны.

Еще очень много всего неизведанного. Вот мореплаватели на кораблях плавали туда, куда карта еще не доходила. Я хочу плавать туда, где карта еще не нарисована.

— Среди американских компаний активно обсуждается идея переноса производства комплектующих на территорию США. Но вы сказали, что это очень дорого. Значит, идея останется только идеей?

— Дорого — в Кремниевой долине. Отъехать на 50 миль отсюда, и будет гораздо дешевле, примерно вдвое. В соседнем штате Орегон нам предлагают примерно такие же льготы, как в специальных экономических зонах. Плюс федеральное налоговое законодательство изменилось. Выгодно возвращать рабочие места обратно в Штаты. Например, мы как американская компания не можем работать в Китае — это будет очень дорого сейчас. Так что, я думаю, это вопрос двух-трех лет. Многие уже возвращаются. Места заполняются очень быстро.

Был какой-то момент, когда из Долины в тот же Орегон отпочковалось очень много компаний. Тот же Intel, другие местные игроки. Там сделали огромную зону, в которой стоят специальные корпуса. Несколько последних лет они пустовали, а теперь начали заполняться. Орегон ввел ряд инициатив, дал денег нескольким компаниям, чтобы они открыли там производство — им это обошлось практически в треть настоящей цены. Нигде в другом месте они бы не получили таких условий.

«Эта эмоциональность двигает творчество»

— Вы говорите о продуманной стратегии поддержки бизнеса. Верите ли вы, что в России такое возможно?

— Я прекрасно понимаю, что в России есть проблемы. Но они существуют не только в России — в Мексике, в Китае проблемы аналогичные. Структуризация рыночных отношений и слияние с государственными — вещь непростая. Даже с точки зрения математики это требует гораздо более сложных моделей, чем люди пытаются применять. Но я настроена оптимистично. Знаете почему? Мне кажется, русские люди очень талантливы по своей природе. Может быть, потому, что это смесь многих культур, может, потому что влияет суровый климат — я не знаю.

Но я работала здесь с представителями многих стран мира и могу с уверенностью сказать, что русские люди очень отличаются от всех остальных, в том числе, от американцев. Выходцы из России в среднем гораздо более эмоциональны. И эта эмоциональность двигает творчество. Даже если они изобретают путь, как обойти закон, они делают это гораздо талантливее, чем люди отсюда. Конечно, есть исключения, но в целом это так.