ЦБ пора переходить на принцип содержательного надзора

Фундаментальная проблема российской банковской отрасли — отсутствие справедливой конкуренции. Решить ее можно, например, «распылив структуру собственности» Сбербанка, заявил в интервью BFM.ru председатель совета директоров МДМ банка Олег Вьюгин. А вот ВЭБу или «Транснефти», наоборот, лучше сохранить статус госкомпании, считает Вьюгин.

— Насколько успешно российская банковская система пережила кризис?

— Со средним успехом. Мы увидели несостоятельность целого ряда банков. Ушли банки, которые злоупотребляли активностью на фондовом рынке и занимались активным кредитованием аффилированных лиц. При этом нужно учитывать, что последствия данного кризиса проявились не мгновенно, а скорее задали тренд существенных изменений в отечественной банковской системе, и будут проявляться еще некоторое время.

— Какие основные проблемы регулирования были выявлены?

— Отсутствие ответственности менеджмента за вывод активов, в том числе через кредитование аффилированных с владельцем банка компаний, и отсутствие у Центрального банка права мотивированного суждения. Способов скрыть аффилированность кредита много, а выявить это без специальных полномочий сложно. Однако, как правило, всегда есть целый ряд косвенных факторов, которые свидетельствуют о кредитования аффилированных компаний. Насколько знаю, поправка по праву мотивированного суждения будет внесена в законодательство. Комитет по банковскому надзору получит право на основе прямых и косвенных данных, требовать от банка дополнительного создания резервов под кредиты с признаками аффилированности.

— Введение права мотивированного суждения — это единственная необходимая мера или нужны еще какие-то шаги?

— Должна быть и персональная ответственность. Если финансовый директор или председатель правления банка подписывают документы, содержащие фальсифицированные сведения, или уничтожают документы, которыми оформлены кредиты, то они должны понести наказание. Вплоть до уголовного. А в целом пришло время, когда переход на принцип содержательного надзора стал необходимым элементом прогресса надзора в банковском секторе.

— Еще до кризиса Центробанк начал проводить политику сокращения количества банков. Насколько она оправдана?

— Проведение подобной политики выражается в повышении уровня требований к минимальному капиталу. Согласитесь, что сегодня в этой области политика не агрессивная и вполне разумная. Регулятор отзывал лицензии у малых банков на основании нарушения законодательства в области легализации незаконно полученных средств, либо за систематическое нарушение нормативов и очевидную несостоятельность.

«Целесообразно создать на базе Сбербанка несколько банков»

— Сейчас в России около девяти сотен банков, но высок уровень концентрации капитала. Лидер отрасли — Сбербанк — занимает по многим позициям более половины доли в сегментах, на которых оперирует.

— Эту ситуацию вряд ли можно признать нормальной. В банковской сфере чрезмерна монополизация рынка государственными банками и существенно нарушен принцип справедливой конкуренции. Просто приватизировать Сбербанк в такой ситуации недостаточно, потому что у банка слишком большая доля на рынке. В интересах развития и инвестиционной привлекательности банковского бизнеса в стране целесообразно создать на базе Сбербанка несколько банков, и дать им возможность работать самостоятельно как независимым частным игрокам.

— Защитники идеи «национального чемпиона», в роли которого выступает Сбербанк, упирают на то, что только крупная компания сможет конкурировать с лидерами отрасли на зарубежных рынках. Вы с этим согласны?

— Разговоры о том, что Сбербанк как крупный банк сможет играть значительную роль и на зарубежных рынках, не обоснованы. Подобное не случится, пока банк останется под контролем государства. Ни одно государство не пустит в серьезных масштабах на свой рынок чужой государственный банк, но может допустить частный. Например, частный испанский Santander [является крупнейшим банком по величине активов в Бразилии —BFM.ru]. Он развивался и органическим путем, и через поглощения, но всегда сохранял статус частного.

— Как сильно госбанки давят на отрасль?

— Фактически сегодня Сбербанк управляет ставкой процента на кредитном и депозитном рынке. Имея существующую долю на рынке, банк, безусловно, будет задавать основные тренды на основных секторах банковского бизнеса, особенно тех, куда Сбербанк уже существенно проник со своими продуктами. Например, когда Сбербанк снижает ставки по ипотеке, то все остальные банки вынуждены следовать его примеру. Остаются отдельные сегменты — сфера малого бизнеса, ряд сегментов потребительного кредитования, где Сбербанк еще не так активен.

— В условиях рыночной экономики нужны ли вообще государству дочерние банки?

— Государство может выступать в качестве владельца специализированных банков – агентов, реализующих на рынке государственные задачи, которые не готовы брать на себя частные коммерческие игроки, то есть работать на неконкурентных рынках или проектах. Такие банки не должны вступать в прямую конкуренцию с другими банками там, где они успешно работают. Иллюстрация тому — Внешэкономбанк (ВЭБ), который совершает иногда необыкновенные, с точки зрения банковского бизнеса, вещи. Например, по некоммерческим мотивам может помочь какой-то компании. Подобное содержание в «такой форме» вполне оправданно.

— Но ВЭБ — это госкорпорация, и его роль и место в системе абсолютно понятна. По схожим мотивам можно «оправдать» и контроль государства в Сбербанке.

— Сбербанк — обычный коммерческий банк, материальная мотивация менеджмента в котором построена на принципе максимизации прибыли, никакой специальной государственной миссии он уже давно не выполняет. Все страны Восточной Европы подобные банки уже давно приватизировали. Всегда есть возражение, что в случае приватизации нашу банковскую систему захватят иностранные банки. Это, конечно, лукавство. Во-первых, у нас существует развитый частный сектор, в котором есть определенная доля иностранного капитала, и она не растет. Во-вторых, никто не предлагает продать Сбербанк иностранному стратегу. Надо стремиться к распыленной структуре собственности.

— Как коммерческим банкам бороться за свое место на рынке, где правила игры определяет несколько очень крупных игроков?

— Пока антимонопольные власти по этому вопросу помалкивают, им придется существовать в условиях несправедливой конкуренции. Важнейшее преимущество Сбербанка заключается в низкой стоимости фондирования. У частных банков стоимость фондирования выше. Значит, при одной и той же ставке кредитных продуктов и уровня риска, чистая маржа у коммерческих банков будет всегда ниже. Это, кстати, толкает целый ряд банков на принятие повышенных кредитных рисков и на кредитование «своих фирм». Такое положение вещей снижает инвестиционную привлекательность российского банковского сектора для частных инвесторов.

— А почему наши банки не могут привлекать фондирование в западных странах, где ставки по-прежнему находятся на достаточно низких уровнях?

— Так кажется лишь на первый взгляд. Никто не кредитует российских заёмщиков под ставку 1,25 – 1,5%. В лучшем случае для высокого рейтинга ставка составит 6-6,5%. Разница в 4-5% — это стоимость риска для России. Необходимо учитывать и риск изменения курса валют. Стоимость хеджирования сегодня составит не менее 3%. В результате, конечная стоимость заимствования будет в лучшем случае 9%. А у нас рублевые депозиты вполне можно привлекать под 7-8%. В итоге, подобные стратегии экономически невыгодны.

«Реальные правила зачастую не соответствуют этическим нормам многих международных инвесторов»

— Как вы оцениваете инвестиционный климат в России?

— Если говорить про инвестиционный климат, то у нас есть несколько ключевых факторов, которые его портят. Первый из них — параллельное сосуществование правил, вытекающих из законов, и реальных правил игры, которые очень часто и очень сильно отличаются. В результате отдача на инвестиции оказывается ниже, если ты по этим правилам не играешь. При этом реальные правила зачастую не соответствуют этическим нормам многих международных инвесторов. Подобная ситуация шокирует иностранных инвесторов и мешает приходу может быть не слишком крупного, но конкурентного капитала в страну.

Второй фактор — низкий уровень конкуренции, точнее, избыток несправедливой конкуренции. Когда компания принимает решение об инвестициях в тот или иной сектор, то она изучает рынок, и если видит, что рынок не является достаточно конкурентным, то десять раз подумает, соглашаться ли на то, что кто-то будет присваивать часть ее прибыли от инвестиций.

И, наконец, в последнее десятилетие было немало сделано, чтобы превратить судебную систему страны в орудие несправедливой конкурентной борьбы, в том числе с прямым или косвенным участием представителей властей разного уровня. Такой имидж сильно вредит инвестиционному климату.

— Один из этапов работы по улучшению инвестклимата — создание крупной биржи. На ваш взгляд, насколько оправдано объединение РТС и ММВБ?

— Сегодня мы столкнулись с феноменом глобальной конкуренции биржевых систем. Происходит трансграничные слияния, создаются альянсы. Цель — снизить издержки сделок для посредников и инвесторов. На отечественном фондовом рынке есть все предпосылки конкурентоспособности, однако из-за существования двух вертикально интегрированных биржевых групп наша система совершения сделок и расчетов по ценным бумагам (пост трэйдинг) оказалась дорогой для консервативных инвесторов и не соответствующей международным требованиям по надежности.

В этом смысле объединение бирж дает шанс на скорейшее решение этих проблем и вхождение объединенной биржи в международную конкуренцию на основе сотрудничества с крупными альянсами. Но этот шанс еще надо использовать. Что было драйвером развития РТС? Независимое сообщество брокеров, которое заботилось о площадке для проведения сделок и о продуктах, которые позволяют зарабатывать.

У ММВБ был другой драйвер — Центральный банк, который ставил перед площадкой задачи по организации различных существующих рынков.

Теперь происходит объединение бирж. Главный вопрос теперь в том, кто будет драйвером развития биржи, как будет составлен совет директоров объединенной биржи и кто проявит наибольшую заинтересованность в дальнейшем развитии? Если это будут компании, которые заинтересованы исключительно в финансовых результатах, то это будет очень плохо, поскольку может привести к неоправданному росту тарифов. Если доминирующее положение займут пользователи, то бирже придется все время балансировать на уровнях рентабельности. Получается, что объединение будет оправдано лишь в том случае, если новая компания сможет выстроить эффективную систему корпоративного управления, учитывающую интересы всех сторон.

— А каково место ФСФР в улучшении делового климата в России?

— Наиболее приоритетная задача, стоящая перед службой — создать конкурентные условия для работы на отечественном рынке российских эмитентов, привлечь на внутренний рынок консервативных инвесторов со всего мира и максимально содействовать формированию институциональных инвесторов внутри страны. Конечно, здесь не все зависит от ФСФР, но только такая служба может стать драйвером этого процесса. Есть очевидные шаги.

Первое — изменение правил эмиссии и процедуры первичного размещения акций. Многие компании идут за рубеж не столько из-за более широкой базы инвесторов, сколько из-за неэффективности самой процедуры в России с точки зрения организации. Далее — добиться признания международными регуляторами российского рынка как регулируемого. Это легче всего сделать путем присоединения ФСФР к меморандуму о взаимопонимании Международной Ассоциации Регуляторов. В конце 2012 года страны, которые не присоединяются к меморандуму, фактически признаются не сотрудничающими и попадают в «черный список». Это не означает, что пропадет интерес к российским акциям, но покупать их будут не на российских биржах. Наконец, нужно создать экономически выгодные и прозрачные условия для компаний и граждан, инвестирующих в будущие пенсии, страхование жизни и др. Конечно, это не все, но это достаточно важные шаги, которые можно сделать уже сегодня.

— Как вы видите стратегию развития МДМ Банка, совет директоров которого возглавляете?

— МДМ Банк будет развиваться дальше как частный коммерческий банк с умеренным профилем риска. Для реализации этой цели более года назад совет директоров предложил целый комплекс политик, определивших нынешнюю модель бизнеса, систему мотивации, систему управления коммерческой деятельностью банка и особенности его сети отделений.

Существенную часть пассивов банка формируют депозиты вкладчиков и компаний, и мы посчитали, что компания не вправе рисковать деньгами вкладчиков на фондовом рынке. Инвестиционное направление у нас представлено лишь для удобства наших клиентов и при работе отдаем предпочтение инструментам с финансовой доходностью, которые наименее рискованны. Что касается структуры бизнеса, то мы стремимся к структуре доходов, когда корпоративный бизнес приносит 60% а, оставшиеся 40% — потребительское кредитование.

— Почему был инициировал обмен префов МДМ Банка?

— Представленные на бирже привилегированные акции банка — это фактически инструмент с фиксированной доходностью, как, скажем, бонды. Единственная разница заключается в том, что совет директоров определяет, выплачивать ли доход в виде дивидендов их держателям.

По мнению совета директоров, нормальная ситуация когда на бирже в листинге торгуются непосредственно обыкновенные акции. Второй вопрос — нужен ли нам статус публичной компании? Совет директоров пришел к выводу, что на данном этапе он не нужен банку — сейчас выгоднее развиваться в статусе частной компании.

«Может быть польза от приватизации доли «Транснефти», скажем до 25% или даже до 49%»

— Вы также являетесь независимым директором в «Транснефти». Менеджмент компании сумел убедить правительство в нецелесообразности приватизации. Насколько этот шаг оправдан?

— «Транснефть» — это инфраструктурная монополия, и её полная приватизация вряд ли целесообразна. В случае превращения «Транснефти» в частную компанию, необходимо будет создавать сопоставимые по объемам альтернативные пути транспортировки нефти, чтобы ограничить тарифы конкуренцией.

Если этого не сделать, то тарифы на транспортировку нужно будет регулировать в любом случае, а раз так, то не проще ли это делать в рамках государственной компании? Однако может быть польза от приватизации доли «Транснефти», скажем до 25% или даже до 49%. Благодаря этому у компании появились бы другие акционеры, которые бы требовали от компании прозрачности и эффективности. Конечно, совет директоров ставит подобные задачи перед менеджментом, но контроль эффективности был бы существенно лучше, если бы в этом были заинтересованы акционеры.

— Зачем тогда «Транснефти» сохранять публичный статус? Инвесторы жалуются на то, что привилегированные акции не позволяют ни влиять на управление, ни получать достойных дивидендов.

— Есть два пути решения этого вопроса. Можно просто выкупить «префы» с рынка. Для этого потребуется изъять из компании значительные средства. Другой путь — конвертация привилегированных акций в обыкновенные. Это не потребует значительных трат, и будет удобно для держателей привилегированных бумаг, поскольку взамен они получат понятный и ликвидный инструмент. В этом случае как раз и может идти речь о приватизации определенной доли компании.

— На «Транснефть» наложен ряд ковенант, одна из которых предусматривает возможность требовать досрочного погашения части долгов в случае снижения доли государства. Вряд ли менеджмент пойдет на этот шаг.

— Не думаю, что получение вэйвера (waiver) по этим ковенантам — большая проблема. Сохранение контроля государства — вот о чем идет речь. А приход в компанию других акционеров, заинтересованных в эффективности бизнеса, кредиторами будет только приветствоваться.

— Рассматривалась ли подобная схема на совете директоров компании?

— В принципе обсуждалась, но подробнее комментировать не готов.